Церковь - это удобный громоотвод. Зачем государству нужна религия?
Вот уже несколько месяцев вокруг Исаакиевского собора не утихают страсти. Противники передачи Исаакия Церкви устраивают митинги и говорят, что в последнее время в ведение РПЦ и так передали несколько соборов, включая Смольный и Сампсониевский. Старший научный сотрудник Государственного музея истории религии Александр Буров рассказал, как вообще в России складывались отношения между Церковью и государством.
— В грамоте Земского собора 21 февраля 1613 года об избрании Михаила Федоровича царем говорилось: «Да примет он скипетр Российского Царства для утверждения истинной нашей православной веры». Судя по формулировке, при первом Романове церковь была чуть ли не главнее государства?
— Если сейчас религия — частное дело каждого, то в XVII веке ею была пронизана вся жизнь человека: от восхода до заката, от рождения до смерти. С этой точки зрения государство также имело свое религиозное назначение. Царь воспринимался прежде всего как защитник веры, православия. И на этом основании он считал себя вправе вмешиваться в дела Церкви. Поэтому говорить о главенствующем положении Церкви в XVII веке или о свободе ее от государства — это все равно что рассуждать о свободе правой руки от левой. Это было в общем-то одно тело. При этом в истории нашей страны нет периода, когда государство не вмешивалось бы в жизнь Церкви.
— Особенно активно это делал Петр I. Почему он упразднил патриарший престол, превратив церковь в одно из государственных учреждений во главе с чиновником — обер-прокурором?
— Для ответа на этот вопрос надо вернуться в детство и юность Петра I. Это было время жесточайшей борьбы за власть между семьями Нарышкиных и Милославских. Их конкуренция за престол сопровождалась кровавыми расправами, причем прямо на глазах у 10‑летнего Петра. Он видел, как стрельцы сбрасывали с Красного крыльца Московского Кремля его дядю Льва Нарышкина, воспитателей. И делали это православные христиане, которые сначала долго молились, а потом устроили расправу. Такое не забывается. Отдушину Петр нашел в Кукуйской слободе, где жили иностранцы, которые в то время почти всегда были иноверцами. Именно там будущий император, который с трех лет жил без отца, встретил людей, ставших для него примером. Это были офицеры полков иноземного строя (части русского войска, где солдаты были русскими, а офицеры иностранцами. — Ред.) — суровые мужчины с очень разными биографиями: кто-то скрывался от уголовного преследования на родине, кто-то успел в университете поучиться. По сравнению с царским двором обитатели слободы вели очень простую и понятную жизнь: врачи лечили, инженеры строили, офицеры служили. Эти люди — большинство из них были протестантами — не молились так долго, как православные, зато старались перенести в жизнь общества христианские ценности. Например, свою профессиональную деятельность они рассматривали как религиозный долг. Все, что я делаю, — для Бога. А потому должен делать это хорошо. Петра очень привлекала такая философия, он видел, какие плоды приносит такое отношение к своему делу. Поэтому в реформах он во многом ориентировался на протестантские страны: Англию, Швецию, Голландию, которую очень любил. Оттуда перенял и модель отношений Церкви и государства.
— То есть в этих странах церковь тоже была частью государства?
— Именно. Более того, главой Церкви там являлся монарх. А, например, в Англии такое положение вещей сохранилось до сих пор. Архиепископ Кентерберийский там только помощник королевы по церковным вопросам. Так что Петр I взял самую передовую для своего времени модель взаимоотношений Церкви и государства. При этом он не собирался менять православную догматику, учение, богослужение, культ. Просто хотел, чтобы церковь действовала в интересах общества и государства (в его сознании эти интересы сливались) и не пыталась подчинить себе власть. Он слишком хорошо знал, как патриарх Никон пытался доказать его отцу Алексею Михайловичу, что священство выше царства. Такое противостояние раскололо бы общество, что в условиях Северной войны было равноценно гибели страны. Плюс Петр мечтал, чтобы церковь была бедной и менее затратной. Что логично в условиях длительной и дорогостоящей войны. Обратите внимание: церкви петровской эпохи все очень скромные внешне. Тот же Петропавловский собор не сравнить с более поздними и роскошными Никольским или Смольным.
— Синодальную эпоху в истории Церкви принято ругать. А что-то положительное в ней было?
— С финансовой точки зрения насколько комфортно Церковь себя чувствовала в период Cинода?
— Довольно хорошо жило придворное, военное духовенство, а также духовенство при посольствах Российской империи. Но это были очень небольшие, элитарные группы, куда брали только выпускников духовных академий. У этих людей были оклады и пенсии. Сельское духовенство — а это большинство священнослужителей — почти нищенствовало. У них не было твердых зарплат, и они жили на то, что подадут крестьяне. А это, как известно, народ прижимистый. Соборы в то время строили либо на деньги спонсоров — богатых помещиков или купцов, либо за государственный счет. На Синод ежегодно выделяли из бюджета довольно большие суммы, и за каждую копейку надо было отчитываться. Кстати, прозрачная отчетность — еще один плюс синодального периода.
— РПЦ часто обвиняют в том, что в 1917 году она не предприняла попыток поддержать монархию. Более того, 2 марта — еще до отречения Николая II — Синод установил отношения с Исполнительным комитетом Думы, то есть фактически признал новую власть.
— Синод находился в Петрограде, который в то время уже был неуправляем. А я напомню: шла война. Исполнительный комитет в то время взял на себя функции управления до появления Временного правительства, и Синод действительно установил с ним отношения. Но сделал это последним из всех государственных ведомств. А 9 марта (по старому стилю), уже после отречения Николая II, Церковь действительно обратилась к народу с призывом поддержать Временное правительство, объединиться вокруг той власти, которая существовала на тот момент. А что еще она могла сделать? Призвать к гражданскому противостоянию в условиях Первой мировой войны? Поэтому не очень понятна логика тех, кто кричит о предательстве Российской Церкви.
— Была ли у РПЦ обида на императорскую власть, которая веками не давала ей свободу? И могла ли эта обида стать еще одной причиной признания Церковью Временного правительства?
— Да, это тоже было. Для России исторически характерно неуважение к духовенству. Особенно со стороны привилегированных классов. Если на Западе один из сыновей какого-нибудь графа или барона становился священником, он не переставал быть членом истеблишмента. У нас все по-другому. Когда дворянин, гвардейский офицер Дмитрий Брянчанинов принял монашество, его отец разорвал с ним отношения. Реакция на принятие сана в дворянской среде обычно была такой: «Ну, Коленька у нас блаженненький, он всю жизнь читал божественные книжки, вот и свихнулся». То есть люди, ставшие священнослужителями, выпадали из своего круга, становились париями.
— Почему в 1923 году патриарх Тихон признал советскую власть, хотя тогда уже было понятно, что она собой представляет?
— Патриарх Тихон вырос и сформировался в синодальную эпоху, у него была психология государственного служащего. А тут вдруг начальство ушло. Конечно, он растерялся. Он был человеком духовным, святым, но не политиком. Не стоит забывать и то, что патриарха Тихона избрали на Всероссийском поместном соборе 1917–1918 годов по жребию (избрание проводили в два этапа: сначала тайным голосованием выбрали кандидатов, а потом из них жребием определили патриарха. Наибольшее число голосов получил не митрополит Московский Тихон, а архиепископ Харьковский Антоний (Храповицкий). — Ред.). Антоний был более самостоятельным, независимым человеком, он не согласился со свержением монархии и впоследствии даже возглавил Русскую православную церковь заграницей. Но даже он, находясь в Москве, не мог ничего противопоставить насилию молодой советской власти. Что уж тогда говорить о патриархе Тихоне, который в 1923 году находился под арестом в бывших казначейских покоях Донского монастыря. Белое движение потерпело поражение, а другой силы в стране не было. Патриарх Тихон попросту не имел другого выхода, кроме как признать советскую власть. К тому же давайте не забывать, что у Церкви нет задачи бороться с государственной властью.
— 20–30‑е годы прошлого века стали самым тяжелым периодом в истории РПЦ?
— Самым тяжелым и кровавым. Была провозглашена безбожная пятилетка: то есть имя Бога должно было быть изгнано из СССР.
Конечно, и дальше Церковь ждали неприятные периоды: террор 30‑х годов, когда было уничтожено больше всего представителей духовенства, репрессии 40–50‑х годов, хрущевские гонения
50–60‑х годов. Но они, особенно хрущевские, все-таки не носили такого массового характера.
— Сейчас для Церкви настали совсем другие времена: она легко получает обратно храмы и соборы. Можно ли сказать, что государство еще никогда не было так расположено к РПЦ, как сейчас?
— Пожалуй, это действительно самый благоприятный период в истории Церкви. Она отделена от государства, не подчинена бюрократии и может свободно заниматься образовательной и просветительской деятельностью.
— Как вы считаете, зачем государству сейчас Церковь и религия?
Во‑первых, Церковь — это очень удобный громоотвод. Например, в начале года у нас существенно повысились цены на общественный транспорт, но никто не возмущался, все были заняты Исаакием. Дело в том, что в общественном сознании Церковь у нас сливается с властью. Но это такая власть, которую очень удобно пинать и критиковать, потому что за это тебе ничего не будет. В итоге недовольство народа уходит в выгодную для власти сторону. У меня вообще ощущение, что скандал вокруг Исаакиевского собора специально организовали некие профессионалы в области пиара.
А во‑вторых, Церковь интересна власти как источник легитимизации. Если РПЦ признает власть, значит, она законна.
Потери Церкви
В Петрограде в 1917 году было два с половиной миллиона жителей, при этом действовало 470 православных и 9 единоверческих храмов, 14 старообрядческих молелен, а к 1941 году осталось только три действующих собора. И всего 200 — по всей стране. Не осталось ни одного монастыря, были закрыты все духовные учебные заведения. Немногие оставшиеся священники жили за счет пожертвований прихожан. Причем до 90 % этих доходов они должны были отдавать в качестве налога.
